– Ну теперь почитайте вы…



Она разогнулась, под тонкой блузкой обозначились точки её грудей, отложила шитьё и, опять наклонись, низко опустив свою странную и чудесную голову и показывая мне затылок и начало плеча, положила книгу на колени, стала читать скорым и неверным голосом. Я глядел на её руки, на колени под книгой, изнемогая от неистовой любви к ним и звуку её голоса. В разных местах предвечернего сада вскрикивали на лету иволги, против нас высоко висел, прижавшись к стволу сосны, одиноко росшей в аллее среди берёз, красновато-серый дятел…



– Натали, какой удивительный цвет волос у вас! А коса немного темнее, цвета спелой кукурузы…



Она продолжала читать.



– Натали, дятел, посмотрите!



Она взглянула вверх:



– Да, да, я его уже видела, и нынче видела, и вчера видела… Не мешайте читать.



Я помолчал, потом снова:



– Посмотрите, как это похоже на засохших серых червячков.



– Что, где?



Я указал ей на скамью между нами, на засохший птичий известковый помёт:



– Правда?



И взял и сжал её руку, бормоча и смеясь от счастья:



– Натали, Натали!



Она тихо и долго поглядела на меня, потом выговорила:



– Но вы же любите Соню!



Я покраснел, как пойманный мошенник, но с такой горячей поспешностью отрёкся от Сони, что она даже слегка раскрыла губы:



– Это неправда?



– Неправда, неправда! Я её очень люблю, но как сестру, ведь мы знаем друг друга с детства!



 



IV



 



На другой день она не вышла ни утром, ни к обеду.



– Соня, что с Натали? – спросил улан, и Соня ответила, нехорошо засмеявшись:



– Лежит все утро в распашонке, нечёсаная, по лицу видно, что ревела, принесли ей кофе – не допила… Что такое? "Голова болит". Уж не влюбилась ли!



– Очень просто, – сказал улан бодро, с одобрительным намёком глянув на меня, но отрицая головой.



Вышла Натали только к вечернему чаю, но вошла на балкон легко и живо, улыбнулась мне приветливо и как будто чуть виновато, удивив меня этой живостью, улыбкой и некоторой новой нарядностью: волосы убраны туго, спереди немного подвиты, волнисто тронуты щипцами, платье другое, из чего-то зелёного, цельное, очень простое и очень ловкое, особенно в перехвате на талии, туфельки чёрные, на высоких каблучках, – я внутренне ахнул от нового восторга. Я, сидя на балконе, просматривал "Исторический вестник", несколько книг которого дал мне улан, когда она вдруг вошла с этой живостью и несколько смущённой приветливостью:



– Добрый вечер. Идём чай пить. Сегодня за самоваром я. Соня нездорова.



– Как? То вы, то она?



– У меня просто болела голова с утра. Стыдно сказать, только сейчас привела себя в порядок…



– До чего удивительно это зелёное при ваших глазах и волосах! – сказал я. И вдруг спросил, краснея: – Вы вчера мне поверили?