– А почему он ночует в Москве?



– Сказал утром, уходя на станцию, что нынче у них заседание пайщиков, перед разъездом. Все разъезжаются – кто в Кисловодск, кто за границу.



– Но он мог бы с двенадцатичасовым вернуться.



– А прощальное пьянство после заседания в "Мавритании"?



За обедом он грустно молчал, неожиданно пошутил:



– А не закатиться ли и мне в "Мавританию" с десятичасовым, вдребезги напиться там, выпить на брудершафт с метрдотелем?



Она посмотрела длительно:



– Закатиться и меня одну оставить в пустом доме? Так-то вы помните гиацинты!



И тихо, будто задумавшись, положила ладонь на его лежавшую на столе руку…



Во втором часу ночи, в одном шлафроке, он прокрался из её спальни по тёмному, тихому дому, под чёткий стук часов в столовой, в свою комнату, в сумраке которой светился в открытые на садовый балкон окна дальний неживой свет всю ночь не гаснущей зари и пахло ночной лесной свежестью. Блаженно повалился навзничь на постель, нашарил на ночном столике спички и портсигар, жадно закурил и закрыл глаза, вспоминая подробности своего неожиданного счастья.



Утром в окна тянуло сыростью тихого дождя, по балкону ровно стучали его капли. Он открыл глаза, с наслаждением почувствовал сладкую простоту будничной жизни, подумал: "Нынче уеду в Москву, а послезавтра в Тироль или на озеро Гарда", – и опять заснул.



Выйдя к завтраку, почтительно поцеловал её руку и скромно сел за стол, развернул салфетку…



– Не взыщите, – сказала она, стараясь быть как можно проще, – только холодная курица и простокваша. Саша, принесите красного вина, вы опять забыли…



Потом, не поднимая глаз:



– Пожалуйста, уезжайте нынче же. Скажите Дмитрию Николаевичу, что вам тоже страшно захотелось в Кисловодск. Я приеду туда недели через две, а ею отправлю в Крым к родителям, там у них чудная дача в Мисхоре… – Спасибо, Саша. Вы простокваши не любите, – хотите сыру? Саша, принесите, пожалуйста, сыр…



– "Вы любите ли сыр, спросили раз ханжу", – сказал он, неловко смеясь. – Кума…



– Хороша кума!



Он взял через стол и сжал её руку, тихо говоря:



– Правда приедете?



Она ответила ровным голосом, глядя на него с лёгкой усмешкой:



– А как ты думаешь? Обману?



– Как мне благодарить тебя!



И тотчас подумал: "А там я её, в этих лакированных сапожках, в амазонке и в котелке, вероятно, тотчас же люто возненавижу!"



25 сентября 1943