Евгений Онегин




Они смеются. Входят гости.



Вот крупной солью светской злости



Стал оживляться разговор;



Перед хозяйкой легкий вздор



Мелькал без глупого жеманства,



И прерывал его меж тем



Разумный толк без пошлых тем,



Без вечных истин, без педанства,



И не пугал ничьих ушей



Свободной живостью своей.



XXIV.



Тут был однако цвет столицы,



И знать и моды образцы,



Везде встречаемые лицы,



Необходимые глупцы;



Тут были дамы пожилые



В чепцах и розах, с виду злые;



Тут было несколько девиц,



Не улыбающихся лиц;



Тут был посланник, говоривший



О государственных делах;



Тут был в душистых сединах



Старик, по‑старому шутивший:



Отменно тонко и умно,



Что нынче несколько смешно.



XXV.



Тут был на эпиграммы падкий



На всё сердитый господин:



На чай хозяйский слишком сладкий,



На плоскость дам, на тон мужчин,



На толки про роман туманный,



На вензель, двум сестрицам данный,



На ложь журналов, на войну,



На снег и на свою жену.



. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .



. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .



. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .



. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .



. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .



. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .



XXVI.



Тут был Проласов, заслуживший



Известность низостью души,



Во всех альбомах притупивший,



St.‑Priest, твои карандаши;



В дверях другой диктатор бальный



Стоял картинкою журнальной,



Румян, как вербный херувим,



Затянут, нем и недвижим,



И путешественник залётный,



Перекрахмаленный нахал,



В гостях улыбку возбуждал



Своей осанкою заботной,



И молча обмененный взор



Ему был общий приговор.



XXVII.



Но мой Онегин вечер целый



Татьяной занят был одной,



Не этой девочкой несмелой,



Влюбленной, бедной и простой,



Но равнодушною княгиней,



Но неприступною богиней



Роскошной, царственной Невы.



О люди! все похожи вы



На прародительницу Эву:



Что вам дано, то не влечет;



Вас непрестанно змий зовет



К себе, к таинственному древу:



Запретный плод вам подавай,



А без того вам рай не рай.



XXVIII.



Как изменилася Татьяна!



Как твердо в роль свою вошла!



Как утеснительного сана



Приемы скоро приняла!



Кто б смел искать девчонки нежной



В сей величавой, в сей небрежной



Законодательнице зал?



И он ей сердце волновал!



Об нем она во мраке ночи,



Пока Морфей не прилетит,



Бывало, девственно грустит,



К луне подъемлет томны очи,



Мечтая с ним когда‑нибудь