Но вот уж лунного луча
Сиянье гаснет. Там долина
Сквозь пар яснеет. Там поток
Засеребрился; там рожок
Пастуший будит селянина.
Вот утро: встали все давно,
Моей Татьяне всё равно.
XXXIII.
Она зари не замечает,
Сидит с поникшею главой
И на письмо не напирает
Своей печати вырезной.
Но, дверь тихонько отпирая,
Уж ей Филипьевна седая
Приносит на подносе чай.
"Пора, дитя мое, вставай:
Да ты, красавица, готова!
О пташка ранняя моя!
Вечор уж как боялась я!
Да, слава богу, ты здорова!
Тоски ночной и следу нет,
Лицо твое как маков цвет".
XXXIV.
– Ах! няня, сделай одолженье. ‑
«Изволь, родная, прикажи».
– Не думай... право... подозренье...
Но видишь... ах! не откажи. ‑
«Мой друг, вот бог тебе порука».
– Итак, пошли тихонько внука
С запиской этой к О... к тому...
К соседу... да велеть ему ‑
Чтоб он не говорил ни слова,
Чтоб он не называл меня... ‑
"Кому же, милая моя?
Я нынче стала бестолкова.
Кругом соседей много есть;
Куда мне их и перечесть".
XXXV.
– Как недогадлива ты, няня! ‑
"Сердечный друг, уж я стара,
Стара: тупеет разум, Таня;
А то, бывало, я востра,
Бывало, слово барской воли..."
– Ах, няня, няня! до того ли?
Что нужды мне в твоем уме?
Ты видишь, дело о письме
К Онегину. – "Ну, дело, дело,
Не гневайся, душа моя,
Ты знаешь, непонятна я...
Да что ж ты снова побледнела?"
– Так, няня, право ничего.
Пошли же внука своего. ‑
XXXVI.
Но день протек, и нет ответа.
Другой настал: все нет, как нет.
Бледна как тень, с утра одета,
Татьяна ждет: когда ж ответ?
Приехал Ольгин обожатель.
«Скажите: где же ваш приятель?»
Ему вопрос хозяйки был.
«Он что‑то нас совсем забыл».
Татьяна, вспыхнув, задрожала.
– Сегодня быть он обещал,-
Старушке Ленской отвечал,-
Да, видно, почта задержала. ‑
Татьяна потупила взор,
Как будто слыша злой укор.
XXXVII.
Смеркалось; на столе блистая
Шипел вечерний самовар.
Китайский чайник нагревая;
Под ним клубился легкий пар.
Разлитый Ольгиной рукою,
По чашкам темною струею
Уже душистый чай бежал,