Князь на другой день и говорит:



"Нет, Иван, мне, точно, твоего дарования не понять, а лучше служи ты сам у меня конэсером и выбирай ты, а я только буду деньги платить".



Я согласился и жил отлично целые три года, не как раб и наемник, а больше как друг и помощник, и если бы не выходы меня одолели, так я мог бы даже себе капитал собрать, потому что, по ремонтирскому заведению, какой заводчик ни приедет, сейчас сам с ремонтером знакомится, а верного человека подсылает к конэсеру, чтобы как возможно конэсера на свою сторону задобрить, потому что заводчики знают, что вся настоящая сила не в ремонтере, а в том, если который имеет при себе настоящего конэсера. Я же был, как докладывал вам, природный конэсер и этот долг природы исполнял совестно: ни за что я того, кому служу, обмануть не мог. И мой князь это чувствовал и высоко меня уважал, и мы жили с ним во всем в полной откровенности. Он, бывало, если проиграется где-нибудь ночью, сейчас утром как встанет, идет в архалучке ко мне в конюшню и говорит:



"Ну что, почти полупочтеннейший мой Иван Северьяныч! Каковы ваши дела?" - он все этак шутил, звал меня почти полупочтенный, но почитал, как увидите, вполне.



А я знал, что это обозначает, если он с такой шуткой идет, и отвечу, бывало:



"Ничего, мол: мои дела, слава богу, хороши, а не знаю, как ваше сиятельство, каковы ваши обстоятельства?"



"Мои, - говорит, - так довольно гадки, что даже хуже требовать не надо".



"Что же это такое, мол, верно, опять вчера продулись по-анамеднешнему?"



"Вы, - отвечает, - изволили отгадать, мой полупочтеннейший, продулся я-с, продулся".



"А на сколько, - спрашиваю, - вашу милость облегчило?"



Он сейчас же и ответит, сколько тысяч проиграл, а я покачаю головою да говорю:



"Продрать бы ваше сиятельство хорошо, да некому".



Он рассмеется и говорит:



"То и есть, что некому".



"А вот ложитесь, мол, на мою кроватку, я вам чистенький кулечек в голову положу, а сам вас постегаю".



Он, разумеется, и начнет подъезжать, чтобы я ему на реванж денег дал.



"Нет, ты, - говорит, - лучше меня не пори, а дай-ка мне из расходных денег на реванжик: я пойду отыграюсь и всех обыграю".



"Ну уж это, - отвечаю, - покорно вас благодарю, нет уже, играйте, да не отыгрывайтесь".



"Как, благодаришь? - начнет смехом, а там уже пойдет сердиться: - Ну, пожалуйста, - говорит, - не забывайся, прекрати надо мною свою опеку и подай деньги".



Мы спросили Ивана Северьяныча, давал ли он своему князю на реванж?



- Никогда, - отвечал он. - Я его, бывало, либо обману: скажу, что все деньги на овес раздал, либо просто со двора сбегу.



- Ведь он на вас небось, за это сердился?



- Сердился-с; сейчас, бывало, объявляет: "Кончено-с; вы у меня, полупочтеннейший, более не служите".



Я отвечаю:



"Ну и что же такое, и прекрасно. Пожалуйте мой паспорт".