Я спрашиваю у моего знакомца:

- Что же это, мол, у них, стало быть, вроде как господа на дуэль, что ли, выходят?

- Да, - отвечает, - тоже такой поединок, только это, - говорит, - не насчет чести, а чтобы не расходоваться.

- И что же, - говорю, - они эдак могут друг друга долго сечь?

- А сколько им, - говорит, - похочется и сколько силы станет.

А те все хлещутся, а в народе за них спор пошел: одни говорят: "Чепкун Бакшея перепорет", а другие спорят: "Бакшей Чепкуна перебьет", и кому хочется, об заклад держат - те за Чепкуна, а те за Бакшея, кто на кого больше надеется. Поглядят им с познанием в глаза и в зубы, и на спины посмотрят, и по каким-то приметам понимают, кто надежнее, за того и держат. Человек, с которым я тут разговаривал, тоже из зрителей опытных был и стал сначала за Бакшея держать, а потом говорит:

- Ах, квит, пропал мой двугривенный: Чепкун Бакшея собьет.

А я говорю:

- Почему то знать? Еще, мол, ничего не можно утвердить: оба еще ровно сидят.

А тот мне отвечает:

- Сидят-то, - говорит, - они еще оба ровно, да не одна в них повадка.

- Что же, - говорю, - по моему мнению, Бакшей еще ярче стегает.

- А вот то, - отвечает, - и плохо. Нет, пропал за него мой двугривенный: Чепкун его запорет.

"Что это, - думаю, - такое за диковина: как он непонятно, этот мой знакомец, рассуждает? А ведь он же, размышляю, - должно быть, в этом деле хорошо понимает практику, когда об заклад бьется!"

И стало мне, знаете, очень любопытно, и я и, этому знакомцу пристаю.

- Скажи, - говорю, - милый человек, отчего ты теперь за Бакшея опасаешься?

А он говорит:

- Экой ты пригородник глупый! ты гляди, - говорит, - какая у Бакшея спина.

Я гляжу: ничего, спина этакая хорошая, мужественная, большая и пухлая, как подушка.

- А видишь, - говорит, - как он бьет?

Гляжу, и вижу тоже, что бьет яростно, даже глаза на лоб выпялил, и так его как ударит, так сразу до крови и режет.

- Ну, а теперь сообрази, как он нутр?м действует?

- Что же, мол, такое нутр?м? - я вижу одно, что сидит он прямо, и весь рот открыл, и воздух в себя шибко забирает.

А мой знакомец и говорит;

- Вот это-то и худо: спина велика, по ней весь удар просторно ложится; шибко бьет, запыхается, а в открытый рот дышит, он у себя воздухом все нутро пережжет.

- Что же, спрашиваю, - стало быть, Чепкун надежней?

- Непременно, - отвечает, - надежнее: видишь, он весь сухой, кости в одной коже держатся, и спиночка у него как лопата коробленая, по ней ни за что по всей удар не падет, а только местечками, а сам он, зри, как Бакшея спрохвала поливает, не частит, а с повадочкой, и плеть сразу не отхватывает, а под нею коже напухать дает. Вон она от этого, спина-то, у Бакшея вся и вздулась и как котел посинела, а крови нет, и вся боль у него теперь в теле стоит, а у Чепкуна на худой спине кожичка как на жареном поросенке трещит, прорывается, и оттого у него вся боль кровью сойдет, и он Бакшея запорет. Понимаешь ты это теперь?