– Продали?



– Сукциона… Вот, напрасно вы не купили!



– Чем же вы жить будете, Петр Петрович?



– А не умру с голоду, Бог даст! Денег не будет, друзья будут. Да что деньги? – прах! Золото – прах!



Он зажмурился, пошарил рукой в кармане и поднес ко мне на ладони два пятиалтынных и гривенник.



– Что это? ведь прах! (И деньги полетели на пол.) А вы лучше скажите мне, читали ли вы Полежаева?



– Читал.



– Видали ли Мочалова в Гамлете?



– Нет; не видал.



– Не видали, не видали… (И лицо Каратаева побледнело, глаза беспокойно забегали; он отвернулся; легкие судороги пробежали по его губам.) Ах, Мочалов, Мочалов! «Окончить жизнь – уснуть», – проговорил он глухим голосом.



 



Не более! и знать, что этот сон



Окончит грусть и тысячи ударов,



Удел живых… Такой конец достоин



Желаний жарких! Умереть… уснуть…



 



– Уснуть, уснуть! – пробормотал он несколько раз.



– Скажите, пожалуйста, – начал было я; но он продолжал с жаром:



 



Кто снес бы бич и посмеянье века,



Бессилье прав, тиранов притесненье,



Обиды гордого, забытую любовь,



Презренных душ презрение к заслугам,



Когда бы мог нас подарить покоем



Один удар… О, помяни



Мои грехи в твоей святой молитве!



 



И он уронил голову на стол. Он начинал заикаться и завираться.



– "И через месяц!" – произнес он с новой силой.



 



Один короткий, быстротечный месяц!



И башмаков еще не износила,



В которых шла, в слезах,



За бедным прахом моего отца!



О небо! Зверь без разума, без слова



Грустил бы долее…



 



Он поднес рюмку шампанского к губам, но не выпил вина и продолжал:



 



Из-за Гекубы?



Что он Гекубе, что она ему,



Что плачет он об ней?..



А я… презренный, малодушный раб,



Я трус! Кто назовет меня негодным?



Кто скажет мне: ты лжешь?



А я обиду перенес бы… Да!



Я голубь мужеством: во мне нет желчи,



И мне обида не горька…



 



Каратаев уронил рюмку и схватил себя за голову. Мне показалось, что я его понял.



– Ну, да что, – проговорил он наконец, – кто старое помянет, тому глаз вон… Не правда ли? (И он засмеялся.) На ваше здоровье!



– Вы останетесь в Москве? – спросил я его.



– Умру в Москве!



– Каратаев! – раздалось в соседней комнате. – Каратаев, где ты! Поди сюда, любезный че-а-эк!



– Меня зовут, – проговорил он, тяжело поднимаясь с места. – Прощайте; зайдите ко мне, если можете, я живу в ***.