– Так и скажите, Гаврила Антоныч.

– А теперь извольте получить.

Купец вручил приказчику небольшую пачку бумаги, поклонился, тряхнул головой, взял свою шляпу двумя пальчиками, передернул плечами, придал своему стану волнообразное движение и вышел, прилично поскрипывая сапожками. Николай Еремеич подошел к стене и, сколько я мог заметить, начал разбирать бумаги, врученные купцом. Из двери высунулась рыжая голова с густыми бакенбардами.

– Ну, что? – спросила голова, – все как следует?

– Все как следует.

– Сколько?

Толстяк с досадой махнул рукой и указал на мою комнату.

– А, хорошо! – возразила голова и скрылась.

Толстяк подошел к столу, сел, раскрыл книгу, достал счеты и начал откидывать и прикидывать костяшки, действуя не указательным, но третьим пальцем правой руки: оно приличнее.

Вошел дежурный.

– Что тебе?

– Сидор приехал из Голоплек.

– А! ну, позови его. Постой, постой… Поди сперва посмотри, что тот, чужой-то барин, спит все или проснулся.

Дежурный осторожно вошел ко мне, в комнату. Я положил голову на ягдташ, заменявший мне подушку, и закрыл глаза.

– Спит, – прошептал дежурный, вернувшись в контору.

Толстяк проворчал сквозь зубы.

– Ну, позови Сидора, – промолвил он наконец.

Я снова приподнялся. Вошел мужик огромного роста, лет тридцати, здоровый, краснощекий, с русыми волосами в небольшой курчавой бородой. Он помолился на образ, поклонился главному конторщику, взял свою шляпу в обе руки и выпрямился.

– Здравствуй, Сидор, – проговорил толстяк, постукивая счетами.

– Здравствуй, Николай Еремеич.

– Ну что, какова дорога?

– Хороша, Николай Еремеич. Грязновата маленько. (Мужик говорил нескоро и негромко.)

– Жена здорова?

– Что ей деется!

Мужик вздохнул и ногу выставил. Николай Еремеич заложил перо за ухо и высморкнулся.

– Что ж, зачем приехал? – продолжал он спрашивать, укладывая клетчатый платок в карман.

– Да слышь, Николай Еремеич, с нас плотников требуют.

– Ну что ж, нет их у вас, что ли?

– Как им не быть у нас, Николай Еремеич: дача лесная – известно. Да пора-то рабочая, Николай Еремеич.

– Рабочая пора! То-то, вы охотники на чужих работать, а на свою госпожу работать не любите… Все едино!

– Работа-то все едино, точно, Николай Еремеич… да что…

– Ну?

– Плата больно… того…

– Мало чего нет! Вишь, как вы избаловались. Поди ты!

– Да и то сказать, Николай Еремеич, работы-то всего на неделю будет, а продержат месяц. То материалу не хватит, а то и в сад пошлют дорожки чистить.