— Потому стреляют, что немцы — мерзавцы, — неожиданно бурчит старший.



Елена поднимает голову на часы и спрашивает:



— Неужели, неужели они оставят нас на произвол судьбы? — Голос ее тосклив.



Братья, словно по команде, поворачивают головы и начинают лгать.



— Ничего не известно, — говорит Николка и обкусывает ломтик.



— Это я так сказал, гм… предположительно. Слухи.



— Нет, не слухи, — упрямо отвечает Елена, — это не слух, а верно; сегодня видела Щеглову, и она сказала, что из-под Бородянки вернули два немецких полка.



— Чепуха.



— Подумай сама, — начинает старший, — мыслимое ли дело, чтобы немцы подпустили этого прохвоста близко к городу? Подумай, а? Я лично решительно не представляю, как они с ним уживутся хотя бы одну минуту. Полнейший абсурд. Немцы и Петлюра. Сами же они его называют не иначе, как бандит. Смешно.



— Ах, что ты говоришь. Знаю я теперь немцев. Сама уже видела нескольких с красными бантами. И унтер-офицер пьяный с бабой какой-то. И баба пьяная.



— Ну мало ли что? Отдельные случаи разложения могут быть даже и в германской армии.



— Так, по-вашему, Петлюра не войдет?



— Гм… По-моему, этого не может быть.



— Апсольман. Налей мне, пожалуйста, еще одну чашечку чаю. Ты не волнуйся. Соблюдай, как говорится, спокойствие.



— Но, боже, где же Сергей? Я уверена, что на их поезд напали и…



— И что? Ну, что выдумываешь зря? Ведь эта линия совершенно свободна.



— Почему же его нет?



— Господи, боже мой! Знаешь же сама, какая езда. На каждой станции стояли, наверное, по четыре часа.



— Революционная езда. Час едешь — два стоишь.



Елена, тяжело вздохнув, поглядела на часы, помолчала, потом заговорила опять:



— Господи, господи! Если бы немцы не сделали этой подлости, все было бы отлично. Двух их полков достаточно, чтобы раздавить этого вашего Петлюру, как муху. Нет, я вижу, немцы играют какую-то подлую двойную игру. И почему же нет хваленых союзников? У-у, негодяи. Обещали, обещали…



Самовар, молчавший до сих пор, неожиданно запел, и угольки, подернутые седым пеплом, вывалились на поднос. Братья невольно посмотрели на печку. Ответ — вот он. Пожалуйста:



«Союзники — сволочи.»



Стрелка остановилась на четверти, часы солидно хрипнули и пробили — раз, и тотчас же часам ответил заливистый, тонкий звон под потолком в передней.



— Слава богу, вот и Сергей, — радостно сказал старший.



— Это Тальберг, — подтвердил Николка и побежал отворять.



Елена порозовела, встала.



Но это оказался вовсе не Тальберг. Три двери прогремели, и глухо на лестнице прозвучал Николкин удивленный голос. Голос в ответ. За голосами по лестнице стали переваливаться кованые сапоги и приклад. Дверь в переднюю впустила холод, и перед Алексеем и Еленой очутилась высокая, широкоплечая фигура в шинели до пят и в защитных погонах с тремя поручичьими звездами химическим карандашом. Башлык заиндевел, а тяжелая винтовка с коричневым штыком заняла всю переднюю.