— Крестный ход будет. Вали, Митька.



— Тише вы! Куда лезете? Попов подавите…



— Туда им и дорога.



— Православные!! Ребенка задавили…



— Ничего не понимаю…



— Як вы не понимаете, то вы б ишлы до дому, бо тут вам робыть нема чого…



— Кошелек вырезали!!!



— Позвольте, они же социалисты. Так ли я говорю? При чем же здесь попы?



— Выбачайте.



— Попам дай синенькую, так они дьяволу обедню отслужат.



— Тут бы сейчас на базар, да по жидовским лавкам ударить. Самый раз…



— Я на вашей мови не размовляю.



— Душат женщину, женщину душат…



— Га-а-а-а… Га-а-а-а…



Из боковых заколонных пространств, с хор, со ступени на ступень, плечо к плечу, не повернуться, не шелохнуться, тащило к дверям, вертело. Коричневые с толстыми икрами скоморохи неизвестного века неслись, приплясывая и наигрывая на дудках, на старых фресках на стенах. Через все проходы, в шорохе, гуле, несло полузадушенную, опьяненную углекислотой, дымом и ладаном толпу. То и дело в гуще вспыхивали короткие болезненные крики женщин. Карманные воры с черными кашне работали сосредоточенно, тяжело, продвигая в слипшихся комках человеческого давленного мяса ученые виртуозные руки. Хрустели тысячи ног, шептала, шуршала толпа.



— Господи, боже мой…



— Иисусе Христе… Царица небесная, матушка…



— И не рад, что пошел. Что же это делается?



— Чтоб тебя, сволочь, раздавило…



— Часы, голубчики, серебряные часы, братцы родные. Вчера купил…



— Отлитургисали, можно сказать…



— На каком же языке служили, отцы родные, не пойму я?



— На божественном, тетка.



— От строго заборонють, щоб не було бильш московской мови.



— Что ж это, позвольте, как же? Уж и на православном, родном языке говорить не разрешается?



— С корнями серьги вывернули. Пол-уха оборвали…



— Большевика держите, казаки! Шпиен! Большевицкий шпиен!



— Це вам не Россия, добродию.



— Ох, боже мой, с хвостами… Глянь, в галунах, Маруся.



— Дур… но мне…



— Дурно женщине.



— Всем, матушка, дурно. Всему народу чрезвычайно плохо. Глаз, глаз выдушите, не напирайте. Что вы взбесились, анафемы?!



— Геть! В Россию! Геть с Украины!



— Иван Иванович, тут бы полиции сейчас наряды, помните, бывало, в двунадесятые праздники… Эх, хо, хо.



— Николая вам кровавого давай? Мы знаем, мы все знаем, какие мысли у вас в голове находятся.



— Отстаньте от меня, ради Христа. Я вас не трогаю.



— Господи, хоть бы выход скорей… Воздуху живого глотнуть.