Отцы и дети

17





– Я могу тебе теперь повторить, – говорил, лежа в постели, Аркадий Базарову, который тоже разделся, – то, что ты мне сказал однажды: «Отчего ты так грустен? Верно, исполнил какойнибудь священный долг?»



Между обоими молодыми людьми с некоторых пор установилось какоето лжеразвязное подтрунивание, что всегда служит признаком тайного неудовольствия или невысказанных подозрений.



– Я завтра к батьке уезжаю, – проговорил Базаров.



Аркадий приподнялся и оперся на локоть. Он и удивился и почемуто обрадовался.



– А! – промолвил он. – И ты от этого грустен?



Базаров зевнул.



– Много будешь знать, состареешься.



– А как же Анна Сергеевна? – продолжал Аркадий.



– Что такое Анна Сергеевна?



– Я хочу сказать: разве она тебя отпустит?



– Я у ней не нанимался.



Аркадий задумался, а Базаров лег и повернулся лицом к стене.



Прошло несколько минут в молчании.



– Евгений! – воскликнул вдруг Аркадий.



– Ну?



– Я завтра с тобой уеду тоже.



Базаров ничего не отвечал.



– Только я домой поеду, – продолжал Аркадий. – Мы вместе отправимся до Хохловских выселков, а там ты возьмешь у Федота лошадей. Я бы с удовольствием познакомился с твоими, да я боюсь и их стеснить и тебя. Ведь ты потом опять приедешь к нам?



– Я у вас свои вещи оставил, – отозвался Базаров, не оборачиваясь.



«Зачем же он меня не спрашивает, почему я еду? и так же внезапно, как и он? – подумал Аркадий. – В самом деле, зачем я еду, и зачем он едет?» – продолжал он свои размышления. Он не мог отвечать удовлетворительно на собственный вопрос, а сердце его наполнялось чемто едким. Он чувствовал, что тяжело ему будет расстаться с этою жизнью, к которой он так привык; но и оставаться одному было както странно. «Чтото у них произошло, – рассуждал он сам с собою, – зачем же я буду торчать перед нею после отъезда? Я ей окончательно надоем; я и последнее потеряю». Он начал представлять себе Анну Сергеевну, потом другие черты понемногу проступили сквозь красивый облик молодой вдовы.



«Жаль и Кати!» – шепнул Аркадий в подушку, на которую уже капнула слеза… Он вдруг вскинул волосами и громко промолвил:



– На какого черта этот глупец Ситников пожаловал?



Базаров сперва пошевелился на постели, а потом произнес следующее:



– Ты, брат, глуп еще, я вижу. Ситниковы нам необходимы. Мне, пойми ты это, мне нужны подобные олухи. Не богам же, в самом деле, горшки обжигать!..



«Эге, ге!.. – подумал про себя Аркадий, и тут только открылась ему на миг вся бездонная пропасть базаровского самолюбия. – Мы, стало быть, с тобой боги? то есть – ты бог, а олух уж не я ли?»