Отцы и дети





Совесть почти не упрекала Фенечку, но мысль о настоящей причине ссоры мучила ее по временам; да и Павел Петрович глядел на нее так странно… так, что она, даже обернувшись к нему спиною, чувствовала на себе его глаза. Она похудела от непрестанной внутренней тревоги и, как водится, стала еще милей.



Однажды – дело было утром – Павел Петрович хорошо себя чувствовал и перешел с постели на диван, а Николай Петрович, осведомившись об его здоровье, отлучился на гумно. Фенечка принесла чашку чаю и, поставив ее на столик, хотела было удалиться. Павел Петрович ее удержал.



– Куда вы так спешите, Федосья Николаевна? – начал он. – Разве у вас дело есть?



– Нетс… дас… Нужно там чай разливать.



– Дуняша это без вас сделает; посидите немножко с больным человеком. Кстати, мне нужно поговорить с вами.



Фенечка молча присела на край кресла.



– Послушайте, – промолвил Павел Петрович и подергал свои усы, – я давно хотел у вас спросить: вы как будто меня боитесь?



– Яс?..



– Да, вы. Вы на меня никогда не смотрите, точно у вас совесть не чиста.



Фенечка покраснела, но взглянула на Павла Петровича. Он показался ей какимто странным, и сердце у ней тихонько задрожало.



– Ведь у вас совесть чиста? – спросил он ее.



– Отчего же ей не быть чистою? – шепнула она.



– Мало ли отчего! Впрочем, перед кем можете вы быть виноватою? Передо мной? Это невероятно. Перед другими лицами здесь в доме? Это тоже дело несбыточное. Разве перед братом? Но ведь вы его любите?



– Люблю.



– Всей душой, всем сердцем?



– Я Николая Петровича всем сердцем люблю.



– Право? Посмотритека на меня, Фенечка (он в первый раз так назвал ее…). Вы знаете – большой грех лгать!



– Я не лгу, Павел Петрович. Мне Николая Петровича не любить – да после этого мне и жить не надо!



– И ни на кого вы его не променяете?



– На кого ж могу я его променять?



– Мало ли на кого! Да вот хоть бы на этого господина, что отсюда уехал.



Фенечка встала.



– Господи Боже мой, Павел Петрович, за что вы меня мучите? Что я вам сделала? Как это можно такое говорить?..



– Фенечка, – промолвил печальным голосом Павел Петрович, – ведь я видел…



– Что вы виделис?



– Да там… в беседке.



Фенечка зарделась вся до волос и до ушей.



– А чем же я тут виновата? – произнесла она с трудом.



Павел Петрович приподнялся.



– Вы не виноваты? Нет? Нисколько?



– Я Николая Петровича одного на свете люблю и век любить буду! – проговорила с внезапною силой Фенечка, между тем как рыданья так и поднимали ее горло, – а что вы видели, так я на Страшном суде скажу, что вины моей в том нет и не было, и уж лучше мне умереть сейчас, коли меня в таком деле подозревать могут, что я перед моим благодетелем, Николаем Петровичем…