И г-н фон Рихтер начал действовать. Отыскал тут же, в лесу, прехорошенькую, всю испещренную цветами, поляну; отмерил шаги, обозначил два крайних пункта оструганными наскоро палочками, достал из ящика пистолеты и, присев на корточки, заколотил пули; словом, трудился и хлопотал изо всех сил, беспрестанно утирая свое вспотевшее лицо белым платочком. Сопровождавший его Панталеоне походил более на озябшего человека.



В течение всех этих приготовлений оба противника стояли поодаль, напоминая собою двух наказанных школьников, которые дуются на своих гувернеров.



Настало решительное мгновенье…



Каждый взял свой пистолет…



Но тут г-н фон Рихтер заметил Панталеоне, что ему, как старшему секунданту, следует, по правилам дуэли, прежде чем провозгласить роковое: «Раз! два! три!», обратиться к противникам с последним советом и предложением: помириться; что хотя это предложение не имеет никогда никаких последствий и вообще не что иное, как пустая формальность, однако исполнением этой формальности г-н Чиппатола отклоняет от себя некоторую долю ответственности; что, правда, подобная аллокуция составляет прямую обязанность так называемого «беспристрастного свидетеля» (unparteiischer Zeuge) – но так как у них такового не имеется, то он, г-н фон Рихтер, охотно уступает эту привилегию своему почтенному собрату. Панталеоне, который успел уже затушеваться за куст так, чтобы не видеть вовсе офицера —обидчика, сперва ничего не понял изо всей речи г-на фон Рихтера – тем более, что она была произнесена в нос; но вдруг встрепенулся, проворно выступил вперед и, судорожно стуча руками в грудь, хриплым голосам возопил на своем смешанном наречии: «А la-la-la… Che bestialita! Deux zeun'ommes comme ca que si battono – perche? Che diavolo? A ndate a casa!»



– Я не согласен на примирение, – поспешно проговорил Санин.



– И я тоже не согласен, – повторил за ним его противник.



– Ну так кричите: раз, два, три! – обратился фон Рихтер к растерявшемуся Панталеоне.



Тот немедленно опять нырнул в куст – и уже оттуда прокричал, весь скорчившись, зажмурив глаза и отвернув голову, но во все горло:



– Una…due… e tre!



Первый выстрелил Санин – и не попал. Пуля его звякнула о дерево.



Барон Донгоф выстрелил тотчас вслед за ним – преднамеренно в сторону, на воздух.



Наступило напряженное молчание… Никто не трогался с места. Панталеоне слабо охнул.



– Прикажете продолжать? – проговорил Донгоф.



– Зачем вы выстрелили на воздух? – спросил Санин.



– Это не ваше дело.



– Вы и во второй раз будете стрелять на воздух? – спросил опять Санин.



– Может быть; не знаю.



– Позвольте, позвольте, господа… – начал фон Рихтер, – дуэлланты не имеют права говорить между собою. Это совсем не в порядке.