– Ну а коль вы, еще при Катерине Ивановне, теперь, заболеете и вас в больницу свезут, ну что тогда будет? – безжалостно настаивал он.



– Ах, что вы, что вы! Этого-то уж не может быть! – и лицо Сони искривилось страшным испугом.



– Как не может быть? – продолжал Раскольников с жесткой усмешкой, – не застрахованы же вы? Тогда что с ними станется? На улицу всею гурьбой пойдут, она будет кашлять и просить, и об стену где-нибудь головой стучать, как сегодня, а дети плакать… А там упадет, в часть свезут, в больницу, умрет, а дети…



– Ох, нет!.. Бог этого не попустит! – вырвалось наконец из стесненно груди у Сони. Она слушала, с мольбой смотря на него и складывая в немой просьбе руки, точно от него все и зависело.



Раскольников встал и начал ходить по комнате. Прошло с минуту. Соня стояла, опустив руки и голову, в страшной тоске.



– А копить нельзя? На черный день откладывать? – спросил он, вдруг останавливаясь перед ней.



– Нет, – прошептала Соня.



– Разумеется, нет! А пробовали? – прибавил он чуть не с насмешкой.



– Пробовала.



– И сорвалось! Ну, да разумеется! Что и спрашивать!



И опять он пошел по комнате. Еще прошло с минуту.



– Не каждый день получаете-то?



Соня больше прежнего смутилась, и краска ударила ей опять в лицо.



– Нет, – прошептала она с мучительным усилием.



– С Полечкой, наверно, то же самое будет, – сказал он вдруг.



– Нет! нет! Не может быть, нет! – как отчаянная, громко вскрикнула Соня, как будто ее вдруг ножом ранили. – Бог, бог такого ужаса не допустит!..



– Других допускает же.



– Нет, нет! Ее бог защитит, бог!.. – повторяла она, не помня себя.



– Да, может, и бога-то совсем нет, – с каким-то даже злорадством ответил Раскольников, засмеялся и посмотрел на нее.



Лицо Сони вдруг страшно изменилось: по нем пробежали судороги. С невыразимым укором взглянула она на него, хотела было что-то сказать, но ничего не могла выговорить и только вдруг горько-горько зарыдала, закрыв руками лицо.



– Вы говорите, У Катерины Ивановны ум мешается; у вас самой ум мешается, – проговорил он после некоторого молчания.



Прошло минут пять. Он все ходил взад и вперед, молча и не взглядывая на нее. Наконец подошел к ней; глаза его сверкали. Он взял ее обеими руками за плечи и прямо посмотрел в ее плачущее лицо. Взгляд его был сухой, воспаленный, острый, губы его сильно вздрагивали… Вдруг он весь быстро наклонился и, припав к полу, поцеловал ее ногу. Соня в ужасе от него отшатнулась, как от сумасшедшего. И действительно, он смотрел как совсем сумасшедший.



– Что вы, что вы это? Передо мной! – пробормотала она, побледнев, и больно-больно сжало вдруг ей сердце.