Братья Карамазовы





– Теперь могу ли обратиться к вам с вопросом, если только позволите, – вдруг и совсем неожиданно спросил Фетюкович, – из чего состоял тот бальзам, или так-сказать та настойка, посредством которой вы в тот вечер, пред сном, как известно из предварительного следствия, вытерли вашу страдающую поясницу, надеясь тем излечиться?



Григорий тупо посмотрел на опросчика и, помолчав несколько, пробормотал: «был шалфей положен».



– Только шалфей? Не припомните ли еще чего-нибудь?



– Подорожник был тоже.



– И перец может быть? – любопытствовал Фетюкович.



– И перец был.



– И так далее. И всё это на водочке?



– На спирту.



В зале чуть-чуть пронесся смешок.



– Видите, даже и на спирту. Вытерши спину, вы ведь остальное содержание бутылки, с некоею благочестивою молитвой, известной лишь вашей супруге, изволили выпить, ведь так?



– Выпил.



– Много ли примерно выпили? Примерно? Рюмочку, другую?



– Со стакан будет.



– Даже и со стакан. Может быть и полтора стаканчика? Григорий замолк. Он как бы что-то понял.



– Стаканчика полтора чистенького спиртику – оно ведь очень недурно, как вы думаете? Можно и «райские двери отверзты» увидеть, не то что дверь в сад?



Григорий всё молчал. Опять прошел смешок в зале. Председатель пошевелился.



– Не знаете ли вы наверно, – впивался всё более и более Фетюкович, – почивали вы или нет в ту минуту, когда увидели отворенную в сад дверь?



– На ногах стоял.



– Это еще не доказательство, что не почивали (еще и еще смешок в зале). Могли ли например ответить в ту минуту, если бы вас кто спросил о чем, – ну например о том, который у нас теперь год?



– Этого не знаю.



– А который у нас теперь год, нашей эры, от Рождества Христова, не знаете ли?



Григорий стоял со сбитым видом, в упор смотря на своего мучителя. Странно это, казалось, по-видимому, что он действительно не знает какой теперь год.



– Может быть знаете однако, сколько у вас на руке пальцев?



– Я человек подневольный, – вдруг громко и раздельно проговорил Григорий, – коли начальству угодно надо мною надсмехаться, так я снести должен.



Фетюковича как бы немножко осадило, но ввязался и председатель и назидательно напомнил защитнику, что следует задавать более подходящие вопросы. Фетюкович, выслушав, с достоинством поклонился и объявил, что расспросы свои кончил. Конечно, и в публике, и у присяжных мог остаться маленький червячек сомнения в показании человека, имевшего возможность «видеть райские двери» в известном состоянии лечения и кроме того даже неведующего какой нынче год от Рождества Христова; так что защитник своей цели всё-таки достиг. Но пред уходом Григория произошел еще эпизод. Председатель, обратившись к подсудимому, спросил: не имеет ли он чего заметить по поводу данных показаний?