– Помилосердуйте, господа, – всплеснул руками Митя, – хоть этого-то не пишите, постыдитесь! Ведь я так-сказать душу мою разорвал пополам пред вами, а вы воспользовались и роетесь пальцами по разорванному месту в обеих половинах… О боже!

Он закрылся в отчаянии руками.

– Не беспокойтесь так, Дмитрий Федорович, – заключил прокурор, – всё теперь записанное вы потом прослушаете сами и с чем не согласитесь, мы по вашим словам изменим, а теперь я вам один вопросик еще в третий раз повторю: неужто в самом деле никто, так-таки вовсе никто, не слыхал от вас об этих зашитых вами в ладонку деньгах? Это, я вам скажу, почти невозможно представить.

– Никто, никто, я сказал, иначе вы ничего не поняли! Оставьте меня в покое.

– Извольте-с, это дело должно объясниться и еще много к тому времени впереди, но пока рассудите: у нас может быть десятки свидетельств о том, что вы именно сами распространяли, и даже кричали везде о трех тысячах, истраченных вами, о трех, а не о полутора, да и теперь, при появлении вчерашних денег, тоже многим успели дать знать, что денег опять привезли с собою три тысячи…

– Не десятки, а сотни свидетельств у вас в руках, две сотни свидетельств, две сотни человек слышали, тысяча слышала! – воскликнул Митя.

– Ну вот видите-с, все, все свидетельствуют. Так ведь значит же что-нибудь слово все?

– Ничего не значит, я соврал, а за мной и все стали врать.

– Да зачем же вам-то так надо было «врать», как вы изъясняетесь?

– А чорт знает. Из похвальбы может быть… так… что вот так много денег прокутил… Из того может, чтоб об этих зашитых деньгах забыть… да, это именно оттого… чорт… который раз вы задаете этот вопрос? Ну соврал и кончено, раз соврал и уж не хотел переправлять. Из-за чего иной раз врет человек?

– Это очень трудно решить, Дмитрий Федорович, из-за чего врет человек, – внушительно проговорил прокурор. – Скажите, однако, велика ли была эта, как вы называете её, ладонка, на вашей шее?

– Нет, не велика.

– А какой например величины?

– Бумажку сторублевую пополам сложить, вот и величина.

– А лучше бы вы нам показали лоскутки? Ведь они где-нибудь при вас?

– Э, чорт… какие глупости… я не знаю, где они.

– Но позвольте однако: где же и когда вы ее сняли с шеи? Ведь вы, как сами показываете, домой не заходили?

– А вот как от Фени вышел и шел к Перхотину, дорогой и сорвал с шеи и вынул деньги.

– В темноте?

– Для чего тут свечка? Я это пальцем в один миг сделал.

– Без ножниц, на улице?

– На площади, кажется; зачем ножницы? ветхая тряпка, сейчас разодралась.