Так школьник, неосторожно задравши своего товарища и получивши за то от него удар линейкою по лбу, вспыхивает, как огонь, бешеный выскакивает из лавки и гонится за испуганным товарищем своим, готовый разорвать его на части; и вдруг наталкивается на входящего в класс учителя: вмиг притихает бешеный порыв и упадает бессильная ярость. Подобно ему, в один миг пропал, как бы не бывал вовсе, гнев Андрия. И видел он перед собою одного только страшного отца. 

– Ну, что ж теперь мы будем делать? – сказал Тарас, смотря прямо ему в очи. 

Но ничего не знал на то сказать Андрий и стоял, утупивши в землю очи. 

– Что, сынку, помогли тебе твои ляхи? 

Андрий был безответен. 

– Так продать? продать веру? продать своих? Стой же, слезай с коня! 

Покорно, как ребенок, слез он с коня и остановился ни жив ни мертв перед Тарасом. 

– Стой и не шевелись! Я тебя породил, я тебя и убью! – сказал Тарас и, отступивши шаг назад, снял с плеча ружье. 

Бледен как полотно был Андрий; видно было, как тихо шевелились уста его и как он произносил чье-то имя; но это не было имя отчизны, или матери, или братьев – это было имя прекрасной полячки. Тарас выстрелил. 

Как хлебный колос, подрезанный серпом, как молодой барашек, почуявший под сердцем смертельное железо, повис он головой и повалился на траву, не сказавши ни одного слова. 

Остановился сыноубийца и глядел долго на бездыханный труп. Он был и мертвый прекрасен: мужественное лицо его, недавно исполненное силы и непобедимого для жен очарованья, все еще выражало чудную красоту; черные брови, как траурный бархат, оттеняли его побледневшие черты. 

– Чем бы не козак был? – сказал Тарас, – и станом высокий, и чернобровый, и лицо как у дворянина, и рука была крепка в бою! Пропал, пропал бесславно, как подлая собака! 

– Батько, что ты сделал? Это ты убил его? – сказал подъехавший в это время Остап. 

Тарас кивнул головою. 

Пристально поглядел мертвому в очи Остап. Жалко ему стало брата, и проговорил он тут же: 

– Предадим же, батько, его честно земле, чтобы не поругались над ним враги и не растаскали бы его тела хищные птицы. 

– Погребут его и без нас! – сказал Тарас, – будут у него плакальщики и утешницы! 

И минуты две думал он, кинуть ли его на расхищенье волкам-сыромахам или пощадить в нем рыцарскую доблесть, которую храбрый должен уважать в ком бы то ни было. Как видит, скачет к нему на коне Голокопытенко: 

– Беда, атаман, окрепли ляхи, прибыла на подмогу свежая сила!.. 

Не успел сказать Голокопытенко, скачет Вовтузенко: 

– Беда, атаман, новая валит еще сила!.. 

Не успел сказать Вовтузенко, Пысаренко бежит бегом, уже без коня: