– С бедою! – кричал с парома приземистый козак. 

– С какою? 

– Позвольте, панове запорожцы, речь держать? 

– Говори! 

– Или хотите, может быть, собрать раду? 

– Говори, мы все тут. 

Народ весь стеснился в одну кучу. 

– А вы разве ничего не слыхали о том, что делается на гетьманщине? 

– А что? – произнес один из куренных атаманов. 

– Э! что? Видно, вам татарин заткнул клейтухом[] уши, что вы ничего не слыхали. 

– Говори же, что там делается? 

– А то делается, что и родились и крестились, еще не видали такого. 

– Да говори нам, что делается, собачий сын! – закричал один из толпы, как видно, потеряв терпение. 

– Такая пора теперь завелась, что уже церкви святые теперь не наши. 

– Как не наши? 

– Теперь у жидов они на аренде. Если жиду вперед не заплатишь, то и обедни нельзя править. 

– Что ты толкуешь? 

– И если рассобачий жид не положит значка нечистою своею рукою на святой пасхе, то и святить пасхи нельзя. 

– Врет он, паны-браты, не может быть того, чтобы нечистый жид клал значок на святой пасхе! 

– Слушайте!.. еще не то расскажу: и ксендзы ездят теперь по всей Украйне в таратайках. Да не то беда, что в таратайках, а то беда, что запрягают уже не коней, а просто православных христиан. Слушайте! еще не то расскажу: уже говорят, жидовки шьют себе юбки из поповских риз. Вот какие дела водятся на Украйне, панове! А вы тут сидите на Запорожье да гуляете, да, видно, татарин такого задал вам страху, что у вас уже ни глаз, ни ушей – ничего нет, и вы не слышите, что делается на свете. 

– Стой, стой! – прервал кошевой, дотоле стоявший, потупив глаза в землю, как и все запорожцы, которые в важных делах никогда не отдавались первому порыву, но молчали и между тем в тишине совокупляли грозную силу негодования. – Стой! и я скажу слово. А что ж вы – так бы и этак поколотил черт вашего батька! – что ж вы делали сами? Разве у вас сабель не было, что ли? Как же вы попустили такому беззаконию? 

– Э, как попустили такому беззаконию! А попробовали бы вы, когда пятьдесят тысяч было одних ляхов! да и – нечего греха таить – были тоже собаки и между нашими, уж приняли их веру. 

– А гетьман ваш, а полковники что делали? 

– Наделали полковники таких дел, что не приведи бог и нам никому. 

– Как? 

– А так, что уж теперь гетьман, заваренный в медном быке, лежит в Варшаве, а полковничьи руки и головы развозят по ярмаркам напоказ всему народу. Вот что наделали полковники!