Но она не рассказала про эти двести рублей. Почемуто ей неприятно было вспоминать об этом. Она чувствовала, что в этом было чтото касающееся до нее и такое, чего не должно было быть.



– Она очень просила меня поехать к ней, – продолжала Анна, – и я рада повидать старушку и завтра поеду к ней. Однако, слава Богу, Стива долго остается у Долли в кабинете, – прибавила Анна, переменяя разговор и вставая, как показалось Кити, чемто недовольная.



– Нет, я прежде! нет, я! – кричали дети, окончив чай и выбегая к тете Анне.



– Все вместе! – сказала Анна и, смеясь, побежала им навстречу и обняла и повалила всю эту кучу копошащихся и визжащих от восторга детей.



 



XXI



 



К чаю больших Долли вышла из своей комнаты. Степан Аркадьич не выходил. Он, должно быть, вышел из комнаты жены задним ходом.



– Я боюсь, что тебе холодно будет наверху, – заметила Долли, обращаясь к Анне, – мне хочется перевести тебя вниз, и мы ближе будем.



– Ах, уж, пожалуйста, обо мне не заботьтесь, – отвечала Анна, вглядываясь в лицо Долли и стараясь понять, было или не было примирения.



– Тебе светло будет здесь, – отвечала невестка.



– Я тебе говорю, что я сплю везде и всегда как сурок.



– Об чем это? – сказал Степан Аркадьич, выходя из кабинета и обращаясь к жене.



По тону его и Кити и Анна сейчас поняли, что примирение состоялось.



– Я Анну хочу перевести вниз, но надо гардины перевесить. Никто не сумеет сделать, надо самой, – отвечала Долли, обращаясь к нему.



«Бог знает, вполне ли помирились?» – подумала Анна, услышав ее тон, холодный и спокойный.



– Ах, полно, Долли, все делать трудности, – сказал муж. – Ну, хочешь, я все сделаю…



«Да, должно быть, помирились», – подумала Анна.



– Знаю, как ты все сделаешь, – отвечала Долли, – скажешь Матвею сделать то, чего нельзя сделать, сам уедешь, а он все перепутает, – и привычная насмешливая улыбка морщила концы губ Долли, когда она говорила это.



«Полное, полное примиренье, полное, – подумала Анна, – слава Богу!» – и, радуясь тому, что она была причиной этого, она подошла к Долли и поцеловала ее.



– Совсем нет, отчего ты так презираешь нас с Матвеем? – сказал Степан Аркадьич, улыбаясь чуть заметно и обращаясь к жене.



Весь вечер, как всегда, Долли была слегка насмешлива по отношению к мужу, а Степан Аркадьич доволен и весел, но настолько, чтобы не показать, что он, будучи прощен, забыл свою вину.



В половине десятого особенно радостная и приятная вечерняя семейная беседа за чайным столом у Облонских была нарушена самым, повидимому, простым событием, но это простое событие почемуто всем показалось странным. Разговорившись об общих петербургских знакомых, Анна быстро встала.