– Что я вижу! Вот это хорошо! – сказал он, указывая на сундуки в передней.



– Да, надо ехать. Я ездила кататься, и так хорошо, что в деревню захотелось. Ведь тебя ничто не задерживает?



– Только одного желаю. Сейчас я приду и поговорим, только переоденусь. Вели чаю дать.



И он прошел в свой кабинет.



Было чтото оскорбительное в том, что он сказал: «Вот это хорошо», как говорят ребенку, когда он перестал капризничать; и еще более была оскорбительна та противоположность между ее виноватым и его самоуверенным тоном; и она на мгновение почувствовала в себе поднимающееся желание борьбы; но, сделав усилие над собой, она подавила его и встретила Вронского так же весело.



Когда он вышел к ней, она рассказала ему, отчасти повторяя приготовленные слова, свой день и свои планы на отъезд.



– Знаешь, на меня нашло почти вдохновение, – говорила она. – Зачем ждать здесь развода? Разве не все равно в деревне? Я не могу больше ждать. Я не хочу надеяться, не хочу ничего слышать про развод. Я решила, что это не будет больше иметь влияния на мою жизнь. И ты согласен?



– О да! – сказал он, с беспокойством взглянув в ее взволнованное лицо.



– Что же вы там делали, кто был? – сказала она, помолчав.



Вронский назвал гостей.



– Обед был прекрасный, и гонка лодок, и все это было довольно мило, но в Москве не могут без ridicule. Явилась какаято дама, учительница плаванья шведской королевы, и показывала свое искусство.



– Как? плавала? – хмурясь, спросила Анна.



– В какомто красном costume de natation, старая, безобразная. Так когда же едем?



– Что за глупая фантазия! Что же, она особенно какнибудь плавает? – не отвечая, сказала Анна.



– Решительно ничего особенного. Я и говорю, глупо ужасно. Так когда же ты думаешь ехать?



Анна встряхнула головой, как бы желая отогнать неприятную мысль.



– Когда ехать? Да чем раньше, тем лучше. Завтра не успеем. Послезавтра.



– Да… нет, постой. Послезавтра воскресенье, мне надо быть у maman, – сказал Вронский, смутившись, потому что, как только он произнес имя матери, он почувствовал на себе пристальный подозрительный взгляд. Смущение его подтвердило ей ее подозрения. Она вспыхнула и отстранилась от него. Теперь уже не учительница шведской королевы, а княжна Сорокина, которая жила в подмосковной деревне вместе с графиней Вронской, представилась Анне.



– Ты можешь поехать завтра? – сказала она.



– Да нет же! По делу, по которому я еду, доверенности и деньги не получатся завтра, – отвечал он.



– Если так, то мы не уедем совсем.



– Да отчего же?



– Я не поеду позднее. В понедельник или никогда!



– Почему же? – как бы с удивлением сказал Вронский. – Ведь это не имеет смысла!