При этих словах лицо Левина вдруг просияло улыбкой, тою, которая близка к слезам умиления.



– Она это говорит! – вскрикнул Левин. – Я всегда говорил, что она прелесть, твоя жена. Ну и довольно, довольно об этом говорить, – сказал он, вставая с места.



– Хорошо, но садись же, вот и суп.



Но Левин не мог сидеть. Он прошелся два раза своими твердыми шагами по клеточкекомнате, помигал глазами, чтобы не видно было слез, и тогда только сел опять за стол.



– Ты пойми, – сказал он, – что это не любовь. Я был влюблен, но это не то. Это не мое чувство, а какаято сила внешняя завладела мной. Ведь я уехал, потому что решил, что этого не может быть, понимаешь, как счастья, которого не бывает на земле; но я бился с собой и вижу, что без этого нет жизни. И надо решить…



– Для чего же ты уезжал?



– Ах, постой! Ах, сколько мыслей! Сколько надо спросить! Послушай. Ты ведь не можешь представить себе, что ты сделал для меня тем, что сказал. Я так счастлив, что даже гадок стал; я все забыл… Я нынче узнал, что брат Николай… знаешь, он тут… я и про него забыл. Мне кажется, что и он счастлив. Это вроде сумасшествия. Но одно ужасно… Вот ты женился, ты знаешь это чувство… Ужасно то, что мы – старые, уже с прошедшим… не любви, а грехов… вдруг сближаемся с существом чистым, невинным; это отвратительно, и поэтому нельзя не чувствовать себя недостойным.



– Ну, у тебя грехов немного.



– Ах, всетаки, – сказал Левин, – всетаки, «с отвращением читая жизнь мою, я трепещу и проклинаю, и горько жалуюсь…». Да.



– Что ж делать, так мир устроен, – сказал Степан Аркадьич.



– Одно утешение, как в этой молитве, которую я всегда любил, что не по заслугам прости меня, а по милосердию. Так и она только простить может.



 



XI



 



Левин выпил свой бокал, и они помолчали.



– Одно еще я тебе должен сказать. Ты знаешь Вронского? – спросил Степан Аркадьич Левина.



– Нет, не знаю. Зачем ты спрашиваешь?



– Подай другую, – обратился Степан Аркадьич к татарину, доливавшему бокалы и вертевшемуся около них, именно когда его не нужно было.



– Зачем мне знать Вронского?



– А затем тебе знать Вронского, что это один из твоих конкурентов.



– Что такое Вронский? – сказал Левин, и лицо его из того детскивосторженного выражения, которым только что любовался Облонский, вдруг перешло в злое и неприятное.



– Вронский – это один из сыновей графа Кирилла Ивановича Вронского и один из самых лучших образцов золоченой молодежи петербургской. Я его узнал в Твери, когда я там служил, а он приезжал на рекрутский набор. Страшно богат, красив, большие связи, флигельадъютант и вместе с тем – очень милый, добрый малый. Но более, чем просто добрый малый. Как я его узнал здесь, он и образован и очень умен; это человек, который далеко пойдет.