Хаджи-Мурат





Полторацкий вошел в комнату, где он спал вместе с товарищем Тихоновым.



— Ну что, проигрался? — сказал проснувшийся Тихонов.



— АН нет, семнадцать рублей выиграл, и клико бутылочку распили.



— И на Марью Васильевну смотрел?



— И на Марью Васильевну смотрел, — повторил Полторацкий.



— Скоро уж вставать, — сказал Тихонов, — и в шесть надо уж выступать.



— Вавило, — крикнул Полторацкий. — Смотри, хорошенько буди меня завтра в пять.



— Как же вас будить, когда вы деретесь.



— Я говорю, чтоб разбудить. Слышал?



— Слушаю.



Вавило ушел, унося сапоги и платье.



А Полторацкий лег в постель и, улыбаясь, закурил папироску и потушил свечу. Он в темноте видел перед собою улыбающееся лицо Марьи Васильевны.



У Воронцовых тоже не сейчас заснули. Когда гости УШЛИ, Марья Васильевна подошла к мужу и, остановившись перед ним, строго сказала:



— Eh bien, vous aller me dire ce que c'est?



— Mais, ma chere…



— Pas de «ma chere»! C'est un emissaire, n'est-ce pas?



— Quand meme je ne puis pas vous le dire.



— Vous ne pouvez pas? Alors c'est moi qui vais vous le dire!



— Vous?



[— Ну, ты скажешь мне, в чем дело?



— Но, дорогая…



— При чем тут «дорогая»! Это, конечно, лазутчик?



— Тем не менее я не могу тебе сказать.



— Не можешь? Ну, так я тебе скажу!



— Ты? (франц.)  ]



— Хаджи-Мурат? да? — сказала княгиня, слыхавшая уже несколько дней о переговорах с Хаджи-Муратом и предполагавшая, что у ее мужа был сам Хаджи-Мурат.



Воронцов не мог отрицать, но разочаровал жену в том, что был не сам Хаджи-Мурат, а только лазутчик, объявивший, что Хаджи-Мурат завтра выедет к нему в то место, где назначена рубка леса.



Среди однообразия жизни в крепости молодые Воронцовы — и муж и жена — были очень рады этому событию. Поговорив о том, как приятно будет это известие его отцу, муж с женой в третьем часу легли спать.